Михаил Ахманов - Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности]

Странно, но этот шар будто бы приковал к себе взгляд Дженнака. Он осторожно вытащил сфероид из мешочка, взвесил на ладони и принялся разглядывать его, дивясь изысканному переливу красок и тому, что для каменного изделия шарик был легковат. И поверхность его не оставляла ощущения камня; скорее - нежной шелковой ткани, вдруг затвердевшей под действием неведомых чар. Шар оказался теплым, как живое существо - то ли нагрелся на солнце, то ли впитал жар человеческого тела.

С трудом оторвав взор от этого чуда, Дженнак покосился на Кро'Таху, следившего за ним с каким-то жадным любопытством.

– Чанко?

– Чанко, мой господин. Слышал я, что они торгуют с дикарями, но никогда не поверил бы, что увижу такое в речной дельте… Отсюда ведь до чанкитских гор не меньше десяти полетов сокола!

– Вдвое больше, - возразил Дженнак, машинально поглаживая яшмовую сферу и пытаясь вспомнить что-нибудь о таинственном горном народе, не принявшем учения Шестерых. Чанко было - и оставалось - страной закрытой, охраняемой пропастями, неприступными скалистыми стенами и ледниками, где житель равнин задыхался, слеп и исходил кровавым кашлем. Чужаков к себе чанкиты не пускали и вроде бы торговых дел ни с кем не вели; но, как говорил Дженнаку в свое время О'Каймор, чанкитские изделия встречались по всей Р'Рарде и даже на Диком Берегу. Такие вот яшмовые шарики, выточенные с невероятным искусством, а еще ожерелья из белых и серых перьев кондора, сушеные целебные травы, цепи с прикрепленными к ним дисками и бронзовые зеркала. Все это ценилось дикарями весьма высоко, так как, по их мнению, чанкиты были могущественными колдунами.

Пожалуй, в этом имелась доля истины: пальцы Дженнака ласкали шелковистую поверхность, никак не желая оторваться от нее. Лишь с изрядным усилием он отдернул руку, опустил шар в мешочек и, не без вздоха сожаления, вернул ожерелье хозяину. Затем, отхлебнув вина - розового, похожего на одиссарское - сказал:

– Редкостная вещица! Думаю, стоит она много дороже трех ножей, и получил ты ее не в обмен, а в дар. Это, друг мой, символ доверия, поднесенный тебе арахака. Выходит, и дикарям понятно, что есть добро, и что - зло; и не видят они выгоды в ссорах с пришельцами и в пролитии крови, хоть и являются, по твоим словам, людоедами. Скажи-ка мне, давно ли ты удостоился этого знака?

– Два года назад, светлый господин. Но с той поры многое переменилось…

– Что же именно?

Кро'Таха испустил тяжкий вздох и огладил свои отвисшие щеки.

– Видишь ли, мой вождь, прибрежные земли, где я выращиваю какао, не слишком обширны. Поселившись тут, мы рубили деревья для жилищ и для торговли, но проникнуть подальше в лес не пытались. Охотники мои, конечно, и до болот доходили, но их добыча - змеи, попугаи и обезьяны, а не стволы красного дерева. Потом, когда людей у меня стало вдвое против прежнего, решил я расчистить угодья в лесной чаще и сделать их полями, а кое-где посадить траву для скота, чтобы завести быков и дойных лам. Тут влажный лес, сырой, огнем землю не очистишь, и потому купил я у кейтабцев с Гайяда зажигательную смесь - ту, которую мечут они струями в морских сражениях со своих кораблей.

– Я знаю, - кивнул Дженнак. - Молнии Паннар-Са.

– Да, мой господин. Только не собирался я никуда их метать и метательных труб у гайядцев не покупал. Зачем они мне? Я человек мирный, клянусь Священным Ветром и всеми Святыми Книгами! - Кро'Таха вновь коснулся левого плеча и дунул на ладонь. - Люди мои делали так: присматривали подходящую землю в лесу, рубили деревья и тащили бревна к берегу. Ну, а все остальное поливали гайядским зельем и жгли. И каждая тварь лесная могла убежать и скрыться от огня - ведь шума, сам понимаешь, было предостаточно. Так мы расчистили два участка, а когда взялись за третий, товары наши, что лежали на помосте под крыльями белых попугаев, остались нетронутыми… Арахака не взяли их! И не положили ни перьев, ни шкур, а только вот это!

Кро'Таха пошарил под своей накидкой и протянул Дженнаку нечто странное, походившее то ли на маленький наконечник стрелы, то ли на шип или колючку. При ближайшем рассмотрении этот предмет и оказался колючкой - небольшой, в треть мизинца, и со столь острым кончиком, что сравниться с ним не могла бы и стальная иголка. Кро'Таха держал колючку осторожно, на раскрытой ладони, и когда Дженнак потянулся к ней, быстро отвел руку.

– Не трогай, милостивый! Сохрани Мейтасса, наколешь палец, а стрела-то отравлена! Дикари, они и есть дикари; не ведают божественных заветов, не знают, что есть людей нельзя и нельзя сражаться отравленным оружием! Такое непотребство боги запретили!

Не боги, а сетанна, отметил про себя Дженнак. Еще полвека назад всякое оружие делили на чистое и нечистое; клинок и копье, стрела и топор считались чистыми и применяли их только в бою да на охоте. Даже казнить преступника мечом или секирой было не принято; к чему поганить светлую сталь и благородную бронзу, когда челюсти кайманов творят казнь ничуть не хуже? Огонь и яд, за исключением оборонительных посадок кактуса тоаче, рассматривались как недостойное оружие, бесчестное для любого племени из Великих Очагов; ядом пользовались дикари, а струи огня метали кейтабские пираты, что не прибавляло к ним уважения во всей цивилизованной Эйпонне.

Но времена менялись, и то, что вчера было бесчестьем, сегодня сделалось разумной мерой предосторожности. Горючее зелье кейтабцев, как и арсоланский бальзам, размягчавший камни, оставались секретом, но было масло, горевшее не хуже молний Паннар-Са, если швырять его в горшках, а затем появился взрывчатый порошок, жуткая смесь селитры и серы, изобретенная атлийцами. Теперь громовые метатели и ядра, начиненные этой смесью, уже не считались чем-то нечистым, порочащим доблесть воина или накома-полководца - ведь всякий, кто не обзавелся этим оружием, был обречен на поражение. Но неприязнь к отраве сохранилась - разумеется, к той, которой убивали, а не к целительным ядам, коими пользовались лекаря.

Кро'Таха извлек мешочек из плотной кожи тапира, брезгливо поднял колючку двумя пальцами и спрятал ее.

– Может, яд выдохся, - пояснил он, - но рисковать не стоит, милостивый господин. Такие колючки арахака выдувают из длинных трубок, называемых чен-чи-чечи; летят они недалеко и не могут пробить кожаного доспеха, но одна царапина отправляет раненого в Чак Мооль. Вот такую колючку мы и нашли у своих нетронутых товаров. Она была воткнута в столб, а крылья попугая сорваны и брошены на землю.

– Знак войны? - брови Дженнака приподнялись.

– Нет, предупреждение. Но когда мы расчистили другие участки и засадили их, дикари принялись уничтожать посеянное и убивать моих людей. Подло, клянусь черепахой Сеннама! Выдирали кусты по ночам, стреляли из-за деревьев, крались, как тени, за нашими спинами, но ни разу не приняли бой лицом к лицу! Война призраков, мой господин… И в ней я терплю поражение, потеряв многих…